РПА "ОТЦЫ И ДЕТИ"

Содержание страницы


Брак, который мы потеряли

Историко-социологический очерк

Из статьи А. Б. Синельникова "Кто заинтересован в повышении рождаемости – государство или семья?"

Проведенный нами анализ показал, что, вопреки распространенному мнению, развод практически всегда допускался почти во всем мире. Однако вплоть до начала XX века и общественное мнение, и законы разрешали разводы только в случаях явного нежелания или физической неспособности одного из супругов соблюдать элементарные правила семейной жизни, то есть иметь и воспитывать детей, содержать семью, вести домашнее хозяйство, хранить супружескую верность и т. п.

В разных странах и в разные эпохи перечни законных оснований для развода были различные. Но во всех случаях это были только объективные причины. Если бы разводы не допускались вообще, нельзя было бы заставить людей, не склонных соблюдать правила семейной жизни, им подчиняться. Напротив, они могли бы пользоваться всеми преимуществами брака, ничего не давая взамен своим супругам, которые оказались бы в безвыходном положении. Даже в самых традиционных обществах в определенных ситуациях законы давали право невиновному и здоровому супругу на развод с человеком, либо не желающим соблюдать эти правила, либо неспособным выполнять их по состоянию здоровья, и на вступление в новый брак с другим, более подходящим партнером. При этом виновный (но не больной) супруг подвергался определенным санкциям: например, лишению на долгий срок или даже пожизненно права на другой брак, уплате штрафа невиновному супругу, а дети и спорное имущество передавались последнему.

Следует отметить, что традиционные общества, как правило, очень негативно относились к разводам, вызванным чисто субъективными причинами, например тем, что один из супругов просто разлюбил другого, хотя тот не нарушал никаких элементарных правил семейной жизни. Особенно негативной была реакция закона и общественного мнения, если на такие причины ссылалась жена. В подобных случаях развод либо вообще не разрешался, либо к его инициатору применялись вышеупомянутые санкции (Фести П., Приу Ш. Разводы в Европе после 1950 г. Развод: демографический аспект. – М.: Статистика, 1979. – с. 12-18).

Отношение консервативного общества к разводу способствовало укреплению брака как социального института, хотя и не всегда могло предотвратить случаи распада конкретных семей. Уровень разводимости был очень низким, измерялся долями процента, максимум несколькими процентами от общего числа браков. В частности, в Российской империи, законы которой о разводе в 1913 г. в общем соответствовали вышеописанной схеме, число разводов составляло лишь 0,4 % от числа заключенных браков. (В современной же России разводом заканчивается около половины браков [по стат. ежегоднику 1992 г.]). Понятно, что в сохранившихся браках супруги отнюдь не всегда были удовлетворены своей семейной жизнью. Но и в наше время число неблагополучных полных семей вряд ли меньше. При традиционном взгляде на брак такая неудовлетворенность семейной жизнью не признавалась достаточным основанием для развода.

Изменения законов о разводе, которые произошли в нашей стране в советский период (в 1918, 1926, 1936, 1944, 1955, 1965, 1968 гг.) [Синельников А. Б. Брачность и рождаемость в СССР. – М.: Наука, 1989, с. 50-63] (и в 1995 г. – А. К.), а также во многих европейских государствах главным образом после второй мировой войны (Фести П., Приу Ш. Разводы в Европе после 1950 г. Развод: демографический аспект. – М.: Статистика, 1979. – с. 12-40), сводились в основном к отказу от признанных кодексами перечней вольных или невольных нарушений правил семейной жизни одним из супругов как оснований для расторжения брака по требованию другого супруга и от применения санкций к виновной стороне. Вместо этого достаточным основанием для развода стало считаться либо само по себе раздельное проживание супругов (независимо от его причин) в течение определенного времени, либо просто категорическое требование одного из супругов расторгнуть брак, даже если другой супруг не соглашался на развод и не нарушал никаких правил семейной жизни. Такие понятия, как "сторона, виновная в разводе" и "санкции по отношению к виновнику развода", вообще исчезли из юридического лексикона многих стран. В современных законах восторжествовал принцип приоритетности эгоистических интересов индивидов, которые часто строят свое личное счастье (причем сплошь и рядом мнимое и недолговечное) на несчастье своих покинутых супругов и детей (Синельников А. Б. Социально одобряемые причины развода в прошлом и настоящем. Социологические исследования. – 1992. – № 2. – с. 36).

Последствия подобных изменений правовых и моральных норм очевидны. Это – многократный рост уровня разводимости, который в России и почти во всех европейских странах измеряется уже 25-45 и более процентами от общего числа заключенных браков, и далеко не полная компенсация разводов повторными браками, и высокий удельный вес неполных семей и детей, воспитывающихся без одного из родителей, и трудности, которые эти дети испытывают в процессе социализации, и их непропорционально большой вклад в преступность несовершеннолетних. Кроме того, высокий уровень разводимости в обществе влияет на нераспавшиеся, даже на вполне благополучные семьи. Во многих из них супруги осознают потенциальную возможность развода. Они видят, как многие их знакомые, которые соблюдали все правила семейной жизни: заботились о своих семьях, не пьянствовали, не бездельничали, не нарушали супружеской верности, оказываются брошенными своими мужьями или женами, а нередко еще и теряют жилье, имущество и лишаются возможности общаться со своими детьми (последнее относится почти исключительно к мужчинам). Поэтому немало супругов во вполне благополучных семьях решают, что им лучше, на случай возможного развода (от чего никак нельзя застраховаться), ограничиться одним ребенком и вообще строить свои супружеские отношения как временные. В первую очередь это проявляется в ориентации женщин на работу вне дома: они понимают, что могут быть брошены мужьями, даже без всякой их вины, и не хотят оказаться в этой ситуации без источника средств существования. Это – одна из самых важных причин вовлечения женщин в общественное производство, что, в свою очередь, ведет к снижению рождаемости и способствует расторжению браков по инициативе самих женщин: экономическая зависимость уже не удерживает их от развода не только с пьяницами и бездельниками, от которых они и прежде материально не зависели, но с более "приличными" мужьями, виновными лишь в том, что их не любят.

Журнал "Семья в России". – 1995. – № 3-4. – с. 63-66. С незначительными сокращениями.


Э. Сюллеро, социолог

"Литературная газета" от 16.03.94

НАДО ВЕРНУТЬ ДЕТЯМ ОТЦОВ!

Когда женщина побеждает в семье мужчину, за ее победу расплачивается ребенок

Эвелин Сюллеро – известный французский социолог, автор двадцати восьми книг по демографии, проблемам семьи и женского движения, переведенных на 50 языков.

Новая книга Э. Сюллеро "Каков отец? Каков сын?", вышедшая во Франции в парижском издательстве "Файяр", посвящена проблемам, актуальным в настоящее время во всех странах мира: положению отца в структуре семьи и его участию в воспитании детей после развода родителей. Рассматривая результаты длительной борьбы женщин за свои права, Э. Сюллеро выступает в качестве "адвоката отцов", хотя сама она известна как активная участница женского движения и основатель нескольких женских организаций, в том числе и международных.

Э. Сюллеро считает, что получение женщинами реальных прав определять свое будущее и будущее своих детей, разрушение вековой патриархальной системы отношений между мужчиной и женщиной, изменение соотношения сил в семье привели к тому, что монопольная власть мужчины в семье сменилась монопольной властью женщины. Этот новый дисбаланс сил, позволивший женщине, по сути, стать главным, основным родителем, перевел мужчину на вторые роли. И за этим ничего хорошего не последовало.

Анна Ефимова, профессор

Может быть, жизнь изменилась, и современные дети уже не ощущают отсутствие отца так, как вчерашние? Развод и сожительство стали настолько распространенными явлениями, что теперь во мнении общества дети разведенных родителей и внебрачные дети ничем не отличаются от "благополучных" детей (даже в патриархальных городках и деревнях). И все же… Охотно ли ребенок сообщает, что он не знает, никогда или почти никогда не видит своего отца или что господин, живущий в его доме, не его отец? А если он не говорит об этом, то из опасения общественного осуждения или потому, что для него отсутствие отца – глубокое внутренние переживание, которое он не хочет или не умеет выразить? Став социально безболезненным, отсутствие отца не стало безболезненным психологически.

Многие социодемографы интересуются в основном разведенными матерями, видя их единственными "политически правильными" жертвами. Сравнивая экономическое положение неполных (с одной матерью) и полных семей в шести странах мира, они приходят к выводу, что уровень жизни первых намного ниже: в Швеции – на 13 процентов, в ФРГ, Израиле и Великобритании – на 20 процентов, в Канаде – на 34 процента, а в США – на 40 процентов. Во Франции, несмотря на поддержку государства, неполные семьи чаще живут в бедности. 70 процентов английских матерей-одиночек нуждаются в социальной помощи, в Нидерландах – 75 процентов.

Многие женщины отмечают, что на развод они решились "в интересах психо-эмоционального состояния ребенка", пренебрегая экономической стороной. И действительно, в обществе распространено мнение, что психо-эмоциональная устойчивость ребенка достигается только рядом с матерью. Однако никто до настоящего времени не удосужился рассмотреть психо-эмоциональную устойчивость ребенка в связи с отсутствием отца и ухудшением материального благополучия семьи.

Мы располагаем данными, касающимися Англии и Уэльса, которые показывают, что все тяготы жизни, связанные с разводом, испытывает на себе каждый четвертый ребенок. Во Франции и Норвегии – каждый третий, в США – каждый второй маленький американец!

Медико-биологические исследования показали, что у детей без отцов чаще бывают задержки развития речи. Выявлено, что такие дети более неустойчивы психически и более упрямы, по словам их матерей, требуют больше внимания. Они плохо засыпают, и их часто мучают кошмары. Стоит отметить, что каждый четвертый из таких детей к четырем годам спит в постели с матерью и каждый третий – в ее комнате (у семейных пар – каждый десятый).

Даже если отец ребенка в тюрьме, если он жесток и опасен, если ребенок знает, что новый муж матери не его отец, чем раньше мать будет говорить с ребенком о настоящем отце, тем лучше для его развивающейся психики. Многие психоаналитики подчеркивают важность символического присутствия отца, "имени отца".

В то же время законодательство целого ряда стран концентрирует всю власть в семье и исключительные права в реках одного из родителей, даже не пытаясь внушить обществу уважение к минимальным правам другого. Средства массовой информации больше интересуются "отношением" матерей, чем "гневом" отцов, полагая, что любовь отца "внушает меньше доверия" и менее трогательна, чем любовь матери. А о "гневе" отца говориться только при упоминании об "отчаянии" матери. Отцов высмеивают, их гордость ранят, к отцовской любви относятся без всякого уважения. Матери же всегда сочувствуют, потому что она – жертва.

Посмотрите на ассоциации разведенных отцов, кто их слышит? В 1989 году, например, среди большого числа разнообразных мероприятий в честь двухсотой годовщины Великой французской революции и Декларации прав человека и гражданина состоялась манифестация разведенных отцов. Надев ярко красные фригийские колпаки, они прошли по улицам Парижа, размахивая плакатами и скандируя: "Верните отцам детей!".

Но их никто не заметил, ни телевидение, ни даже вездесущие фотографы из "Пари-матч".

В 1940-1950-х годах психоаналитики, особенно американские, полагали, что отсутствие отца с раннего возраста ребенка не имеет большого значения и может быть даже "благоприятным лишением". По прошествии последующих сорока лет все пришли к единому мнению о важности отцовского присутствия, особенно в первые два года жизни ребенка. Анри Биллер, например, пишет в результате многолетних наблюдений, что мальчики, не имеющие в первые два года жизни рядом с собой отца, "находятся в более невыгодном положении для формирования их личности, чем те мальчики, которые лишились отца в более старшем возрасте. Они менее доверчивы, менее активны, менее изобретательны".

Отец занимается ребенком не так, как мать. Его отличают от матери не только запах, голос, прикосновение (кожа, которая "колется"), но и манера держать ребенка, и игры, которые он придумывает: он подбрасывает ребенка в воздух, сажает на плечи, качает его, заставляя ощутить движение, пространство…

Многочисленные авторы отмечают, что если ребенок никогда не получал от отца подобных физических знаков привязанности, это может привести у мальчиков к появлению страха и даже тяги к гомосексуальности. Доктор Валлот из Квебекского университета пишет: "Отсутствие отца и стереотипа мужского поведения возле ребенка может объяснить некоторую сложность поведения, связанную с утверждением сексуальной принадлежности к мужскому полу". Доктор Лебовичи, более тридцати лет наблюдавший за поведением юношей, выросших без отцов, подчеркивает их нерешительность, болезненную неуверенность.

Ги Корно в своей книге "Отсутствующий отец – неудавшийся сын: что стало с мужчинами?" делает вывод, что "наличие отца позволяет дать выход естественной агрессивности сыновей. Когда нет отца, сын не может в должной мере проявить импульсивность своего пола. Он постоянно будет испытывать на себе запреты матери…". Ведь отец не говорит: "Посмотри, какая воспитанная девочка, дай ей свою игрушку и поступай, как она!" – что часто делают все матери мира, сидя возле песочницы, в которой играют их отпрыски.

"Женщина просто существует, мужчина должен быть вылеплен", – добавляет Ги Корно. Вот почему отсутствие отца более неблагоприятно для мальчика, чем для девочки.

Анри Биллер говорит о сыновьях, не получивших должной отеческой опеки:

-- они не уверены в себе;

-- они испытывают трудности с определением моральных ценностей, со взятием на себя ответственности, с развитием чувства долга и с принятием на себя обязательств по отношению к ближним;

-- им тяжело дается подчинение и уважение к авторитетам, а также завоевание собственного авторитета;

-- они чаще, чем сыновья, имеющие отцов, проявляют склонность к гомосексуализму;

-- у них чаще развиваются психологические комплексы, которые в худшем случае могут привести их к алкоголизму, токсикомании, правонарушениям.

Единственная возможность остановить распад родственных связей, вызванный нестабильностью семейных пар, – законодательно установить приоритет родных отцов. Никогда не устану повторять, что у ребенка на всю жизнь один биологический отец, и никто не может изменить этой реальности. Даже если мать предпочтет отцу нового сексуального партнера, ребенок не должен подчиняться превратностям судьбы своей матери.

В самых высоких инстанциях Французской республики я слышала рассуждения экспертов по государственной политике семьи о том, что материнство должно переходить из "сферы преданности долгу в сферу власти", отцовство же – "клониться к своему закату". На смену биологическому отцовству, по их мнению, приходит духовное. Высший совет по населению и семье задался целью сформировать общественный взгляд, по которому "биологические связи не являются обязательно более стабильными, чем связи социальные… так как увеличивается риск создать родственные связи, лишенные гуманности, если отец совершенно безразличен к своему ребенку". Большая часть общественности сохраняет мнение, что "настоящий отец – это тот, который любит".

Любой взрослый человек может любить не своего ребенка, так как находит его очаровательным, умненьким, трогательным и забавным. Но между родным отцом и ребенком, даже независимо от любви, всегда существует нечто другое – более сильное и менее сентиментальное. Это глубинная связь, привязанность, привязка. Она действует на глубоком (физическом и архаическом) уровне, даже если об этом не все осведомлены. Это то, что когда-то называли "кровной связью". Эта связь может быть источником несказанной радости или тяжелейшего разочарования.

Вот как выразил свои чувства один современный отец, присутствовавший при рождении своего ребенка: "… Меня охватили безмерная любовь и гордость, необоримое самодовольство, безграничное благоговение. Наконец-то я реализовал себя и могу умереть – он воплотил меня". Ни одна женщина не могла бы так воспеть рождение своего ребенка. Во всех рассказах о родах женщина прославляет триумф сотворения новой жизни и нежность к своему созданию, но не собственное воплощение. Современные молодые отцы могли бы произнести таинственную фразу Гераклита: "Когда отец становится отцом, он становится сыном самому себе…".

Надо вернуть детям отцов, отцам – детей. Хотя бы законодательно.

СПИСОК ПУБЛИКАЦИЙ

МНЕНИЕ СПЕЦИАЛИСТОВ